3JlOU_XJlE6UIIIEK
Любитель собак
(1)Ольга Семёновна держала в руках объёмистый том в переплёте из толстого картона,
оклеенного плотной бумагой, с добротным кожаным корешком. (2)Я хорошо знал эту книгу.
(3)Откроешь её, а там гравюра, на которой изображён автор. (4)Высокий старик в мягкой
шляпе, в длинной куртке, перехваченной специальной сумкой для ружейных патронов.
(5)В руке у охотника двуствольное ружье, у ног пристроилась любимая собака по кличке
Дианка – это я знал.
– (6)Кто, кроме охотника, испытал, как отрадно бродить на заре по кустам? – громко и
медленно диктовала учительница. – (7)Зелёной чертой ложится след ваших ног на росистой,
побелевшей траве. (8)Вы раздвинете мокрый куст – вас так и обдаст накопившимся тёплым
запахом ночи; воздух весь напоён свежей горечью полыни, мёдом гречихи и «кашки»…
(9)Мы писали под диктовку, думая лишь об одном: не допустить ошибку. (10)Нам ещё
не дано было понять всю прелесть этих пахучих строк. (11)Мы ещё не могли оценить, как
точно сказано о росистой траве – побелевшая – или о полынной горечи – свежая. (12)Такое
понятие, как эпитет, мы пока что не проходили. (13)Если уж говорить честно, читая книги,
мы увлекались действием, а описания природы безжалостно пропускали – такой возраст.
(14)И всё же, спроси Ольга Семёновна любого из нас, кто написал эти строки, мы бы
ответили безошибочно: «Тургенев».
(15)Выводя в тетради тургеневские фразы, мы уже интуитивно ощущали этот стиль,
эти краски, эту неповторимую интонацию рассказчика. (16)Должно быть, учительница
сумела привить нам, пусть пока ещё не осмысленный, вкус к чистому и звучному языку.
(17)Сделала она это невзначай, впрок, потому что стремилась преподать нам то, что
составляло самую суть охотничьих записей Тургенева. (18)И они вошли в наше сознание.
(19)Не только тонкость тургеневских описаний, но и боль человеческая, проступавшая
сквозь акварельные строки, находила отзыв в наших ещё незрелых, но предельно
восприимчивых душах.
оклеенного плотной бумагой, с добротным кожаным корешком. (2)Я хорошо знал эту книгу.
(3)Откроешь её, а там гравюра, на которой изображён автор. (4)Высокий старик в мягкой
шляпе, в длинной куртке, перехваченной специальной сумкой для ружейных патронов.
(5)В руке у охотника двуствольное ружье, у ног пристроилась любимая собака по кличке
Дианка – это я знал.
– (6)Кто, кроме охотника, испытал, как отрадно бродить на заре по кустам? – громко и
медленно диктовала учительница. – (7)Зелёной чертой ложится след ваших ног на росистой,
побелевшей траве. (8)Вы раздвинете мокрый куст – вас так и обдаст накопившимся тёплым
запахом ночи; воздух весь напоён свежей горечью полыни, мёдом гречихи и «кашки»…
(9)Мы писали под диктовку, думая лишь об одном: не допустить ошибку. (10)Нам ещё
не дано было понять всю прелесть этих пахучих строк. (11)Мы ещё не могли оценить, как
точно сказано о росистой траве – побелевшая – или о полынной горечи – свежая. (12)Такое
понятие, как эпитет, мы пока что не проходили. (13)Если уж говорить честно, читая книги,
мы увлекались действием, а описания природы безжалостно пропускали – такой возраст.
(14)И всё же, спроси Ольга Семёновна любого из нас, кто написал эти строки, мы бы
ответили безошибочно: «Тургенев».
(15)Выводя в тетради тургеневские фразы, мы уже интуитивно ощущали этот стиль,
эти краски, эту неповторимую интонацию рассказчика. (16)Должно быть, учительница
сумела привить нам, пусть пока ещё не осмысленный, вкус к чистому и звучному языку.
(17)Сделала она это невзначай, впрок, потому что стремилась преподать нам то, что
составляло самую суть охотничьих записей Тургенева. (18)И они вошли в наше сознание.
(19)Не только тонкость тургеневских описаний, но и боль человеческая, проступавшая
сквозь акварельные строки, находила отзыв в наших ещё незрелых, но предельно
восприимчивых душах.